Доктор Леонид Прайсман из Еврейского Университета (Израиль) участвовал в Рижском Форуме 2017 — Холокост и современный радикализм с докладом «Израиль и новая волна исламского террора в Европе».

Одно из своих исследований др. Л.Прайсман любезно предоставил нам для публикации

Латыши в борьбе против большивистской диктатуры в 1917 — 20 гг.

В воспоминаниях современников Октябрьского переворота и Гражданской войны в России, к какой бы из сторон конфликта не принадлежали их авторы, существует большое количество упоминаний латышских стрелков, как лучших частей Красной армии. А.А. Борман по заданию контрразведки Добровольческой армии весной 1918 г. прибывший в Москву, писал: «… по улицам то и дело проходят взводы молодцеватых латышей». Борман описывал охрану Кремля: «При переходе из этажа на этаж в площадках лестницы стоят латыши и проверяют документы». Осенью 1918 г. он приехал в Котлас. Союзники и войска Северной области вели наступление: «Город охраняют латыши».[1]Создатель Красной армии высоко оценивал латышских стрелков: «Это была единственная часть, сохранившаяся от старой армии. Латышские батраки, рабочие, бедняки-крестьяне ненавидели балтийских баранов. …Латышские полки были лучшими в царской армии. После февральского переворота они почти обольшевичелись и в Октябрьской революции сыграли большую роль».[2]

В статье я попытаюсь ответить на ряд вопросов. Почему латышские части считались самыми боеспособными в Российской императорской и Красной армиях? Сколько латышских стрелков сражалось в Красной армии? Какое количество латышей воевали в составе различных вооруженных сил, сражавшихся с большевиками?

Латышские части стали создаваться летом 1915 г. Немецкие войска стремительно продвигались на латышскую территорию. 1 августа 1915 г. командующий Северо-Западным фронтом генерал М.В. Алексеев подписал приказ о создании латышских стрелковых батальонов. Депутаты-латыши 4-й Государственной думы Я. Гольдманис и Я. Залит опубликовали призыв к латышам: «Собирайтесь под латышским флагом». За короткий срок вместо планируемых двух батальонов было создано три. 23 октября 1915 г. Первая национальная латышская часть – Усть-Двинский латышский батальон была послана на фронт. За короткий срок были созданы восемь латышских стрелковых батальонов, 4 ноября 1916 г. после тяжелых боев под Ригой латышские батальоны были преобразованы в полки, образовав две латышские бригады.

Накануне Февральской революции латышские бригады и запасной полк насчитывали около 40 тыс. человек. У латышских стрелков была четко выражена как национальная, так и классовая мотивация для упорной борьбы против наступающих немцев. Столетиями латыши были на родной земле людьми даже не второго, а третьего сорта, жестоко угнетаемые немцами. Когда Ф.М. Достоевский  описывал крайнюю степень унижения человека, то сравнивал его с невольниками у американских плантаторов или с латышами у немецких баронов. Положение не изменилось и после вхождение латышских земель в состав Российской империи в первой четверти XVIII в. Немецкое дворянство прибалтийских губерний стало самой привилегированной частью дворянского сословия. Национальная и классовая ненависть бурно проявилась во время революции 1905-07 гг., когда латыши жгли замки немецких баронов, а отряды российских войск под командованием прибалтийских немцев их жестоко усмиряли. Нежелание отдавать родную землю злейшим врагам латышского народа, а именно так воспринимали латыши Германию, было основной причиной массового героизма, проявленного латышскими стрелками.

Наиболее героическими страницами истории латышских частей в годы Первой Мировой войны стали «Рождественские бои» 23-29 декабря 1916 г. и январские бои 22-31 января 1917 г. Только в «Январских боях» погибло 9 тыс. латышских стрелков. Неумелое руководство высшего русского командования не сумевшего воспользоваться успешным наступлением латышских стрелков, отсутствие достаточной артиллерийской поддержки, вызвали недоверие к руководству армии, слухам об измене, столь распространенных в российской армии. Ошибки командования были настолько вопиющими, что начальник Ставки Верховного Главнокомандующего генерал М.В. Алексеев потребовал у военного министра создания комиссии для расследования действия командования на Рижском фронте в декабре 1916–нач.1917 гг. Но этому помешала Февральская революция.

В 1917 г. происходил стремительный процесс радикализации латышских стрелков.  На 2-м съезде депутатов латышских стрелковых полков в Риге большевики получили больше половины мест в Исполнительном комитете объединенного состава латышских стрелковых полков (Исколастрел). Но большевиками стало большинство солдат латышских частей и меньшинство офицеров. Многие латышские офицеры были в ужасе от того, что происходит в стране и латышских частях. Для противодействия этому процессу группа латышских офицеров во главе с командиром 1-ой Латышской стрелковой бригады полковником К. И. Гоппером и командиром 1-го Латышского стрелкового полка полковником Ф.А. Бредисом  предложила в июне 1917 г. начать создание по всему Северному фронту ударных частей «Батальонов смерти». 25 июня началось создание ударных частей в латышских полках. Это вызвало бешеное противодействие большевиков, которые спровоцировали нападения на латышских ударников. Поэтому на Северном фронте было создано только 7 ударных батальонов, в основном из солдат сибиряков, но в них были и латыши. Бредис писал в латышской газете: «В течении трех месяцев я, как латыш, боялся коснуться в печати той страшной болезни, что переживают сейчас латышские стрелковые полки. Но язва с каждым днем углублялась, росла, ширилась и, наконец, достигла последней своей стадии. Дальше уже неминуемая гибель латышских полков. То, что заработано драгоценной кровью в июльских, декабрьских боях на берегах Двины, то теперь забыто, оплевано. Всему латышскому народу, всем латышским стрелкам навесили один позорный ярлык: «Латыши изменники и предатели»». [3]

Проявляя отчаянную энергию, латышские патриоты продолжали бороться с большевиками. Гоппер и Бредис в июле 1917 г. начали создавать организацию «Национальный союз латышских воинов». Создавались местные филиалы союза — «латышские клубы». Но в целом, большевикам  удалось парализовать это начинание. Группа Гоппера-Бредиса установила тесную связь с «Республиканским центром», сыгравшим большую роль в выступлении генерала Л.Г. Корнилова,[4] в котором участвовали и латышские офицеры. В октябре латышские офицеры попытались начать борьбу с большевистским восстанием в Петрограде. 27 октября в Валке они создали местный Комитет спасения Родины и революции и пытались направить несколько латышских частей в Петроград и Гатчину на помощь войскам Керенского-Краснова, наступавших на столицу. Но красные латышские стрелки блокировали Валк и не выпустили ни одного эшелона. В начале осени 1917 г. в частях латышских стрелков насчитывалось 24 тыс. человек, в большинстве служивших в Латышской советской стрелковой дивизии, состоящей из 3-х бригад, кавалерийского полка и авиационного отряда.

В ноябре 1917 г. Гоппер организовал массовое дезертирство офицеров латышских полков и вместе с ними перебрался в Петроград, где к середине декабря собралось около 120 офицеров-латышей. Офицеры республиканцы, они были полны решимости возглавить выступление частей Петроградского гарнизона, если большевики решат разогнать Учредительное собрание. Но руководства Партии социалистов-революционеров приняло решение о мирной демонстрации в защиту Учредительного собрания, и вооруженное выступление не состоялось. [5]

Несмотря на провал всех попыток организовать сопротивление большевикам, латышские офицеры продолжали борьбу. После разгона Учредительного собрания ок. 60 офицеров-латышей во главе с Гоппером и Бредисом переехали в Москву.  В Москве они установили связь с подпольными офицерскими группами. Была создана единая организация, насчитывающая около 800 офицеров. В начале марта 1918 г. в Москву по поручению руководителя Донского гражданского совета генерала Алексеева прибыл Б.В. Савинков с целью создания военной организации для свержения власти большевиков. Гоппер предложил Савинкову возглавить организацию, названную «Союз защиты Родины и свободы» (СЗРиС). Среди руководителей организации было много латышей:  К.И. Гоппер – начальник штаба, Ф.А. Бредис – начальник отдела разведки и контрразведки, К.П. Рубис – начальник отдела снабжения, А.А. Пинкус – ответственный за пехотные формирования. Большую роль в Союзе играл А.И. Эрдман, которому удалось занять важный пост в Военном контроле оперативного отделения Наркомвоенномора (военная контрразведка).[6] Член Союза возрождения России С.Н. Мельгунов писал: «… покойный Фридрих Андреевич Бредис – один из самых доблестных офицеров Великой войны и латышский национальный герой не любил делать дело наполовину. Выдаваемые им документы были всегда настоящие и люди ими снабженные легко сходили у большевиков за своих».

СЗРиС развернул интенсивную деятельность в Москве и провинции, в первую очередь, в Поволжье. В конце мая в нем насчитывалось ок. 5500 членов, в подавляющем большинстве офицеров. Предполагалось поднять восстание в Казани,  и туда началась переброска офицеров из Москвы. Но 29 и 30 мая 1918 г. ВЧК арестовало в Казани и в Москве ок. 100 членов Союза, в т.ч. А.А. Пинкуса. Но ядро Союза уцелело.

После арестов планы были изменены. Под давлением посла Франции в России Ж. Нуланса было решено поднять восстание во многих городах Поволжья. Союзники обещали высадить десант в Архангельске, восставшие должны были продержаться до подхода союзных войск. Многие члены союза, в т.ч. латыши были переброшены в города Поволжья. Бредис возглавил подготовку восстания в Рыбинске. Гоппер, по заданию СЗРиС вступил в Красную армию и был назначен начальником дивизии, формирующейся в Коломне и Ярославле. Он стал одним из военных руководителей Ярославского восстания, в котором участвовали многие офицеры-латыши: Бирк, Скраббе и др. Латыши командовали отдельными участками обороны, но на самом опасном направлении оборону держала «одна наша застава, состоящая целиком из латышских офицеров».[7] Эта застава отбила атаку подразделения 1-го Латышского полка. Латышских офицеров посылали на самые опасные задания. Некоторые из них погибли, пытаясь доставить продовольствие на баржу, где находились арестованные коммунисты. Город находился под тяжелым артиллерийским обстрелом Красной армии. Офицеры погибли, пытаясь накормить заключенных. Население Ярославля, за исключением большинства рабочих, поддерживало восставших. Восстание начали 108 офицеров, вооруженных 8 револьверами. Через несколько дней число защитников города достигло 6 тыс. человек.[8] Кроме русских и латышских офицеров отчаянно сражались студенты Казанского университета и Демидовского лицея.

Для того, чтобы восставшие могли победить, помимо подхода союзных войск были необходимы восстания в других городах Поволжья. СЗРиС удалось выступить только в Рыбинске и Муроме. Руководители Союза возлагали особые надежды на Рыбинск. В городе находились колоссальные артиллерийские склады и, заняв их можно было хорошо вооружить восставших. Казалось бы, в Рыбинске все благоприятствовало успеху восстания. Савинков, прибыв в Рыбинск, накануне восстания писал: «Я проверил силы рыбинской организации. Они были достаточны для восстания. Я проверил силы большевиков. Они были невелики. Я осведомился о настроении рабочих. Оно было удовлетворительно. Я справился о настроении местных крестьян. Оно было хорошее. Я подсчитал количество имевшегося в нашем распоряжении оружия. Оно было достаточно для того чтобы взять артиллерийские склады».[9] Во главе подготовки восстания в Рыбинске стоял полковник Бредис. Он сделал все возможное, чтобы восстание закончилось успехом, но незадолго до восстания был арестован в Москве.[10] Вместо талантливого офицера во главе восстания стал авантюрист Савинков. Восстание было подавлено в тот же день. Неудачей закончилось и восстание в Муроме. Ярославль остался в одиночестве. К нему перебрасывались все новые советские войска, в т.ч. и латышские полки. Даже были сняты части, действовавшие против Чехословацкого корпуса. За несколько дней до падения города Гоппер с небольшим отрядом в 180  человек был направлен, для нанесения удара красным с тыла, чтобы обеспечить пути отступления из города его защитников. В течение 5 дней отряд Гоппера вел отчаянные бои с превосходящими силами противника. Потеряв большинство бойцов, отряд был вынужден отступить от Ярославля. Гоппер с несколькими офицерами сумел перейти линию фронта. Он заболел тифом и после продолжительного лечения в сентябре 1918 г. приехал в Уфу, где проходило государственное совещание.

Опытный офицер, убежденный республиканец, он понимал, что компромисс, достигнутый на совещании между демократами и правыми, в результате которого было образовано Всероссийское Временное правительство (Директория), очень непрочен.  Несмотря на то, что он не полностью вылечился, Гоппер принял предложение генерал-лейтенанта В. Г. Болдырева, Верховного Главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами Директории, занять пост главного коменданта войск Директории. Из Уфы Директория и Ставка переехали в центр сибирской реакции – Омск. Сторонник Директории, соратник ненавистного для правых Б.В. Савинкова, да еще латыш, служивший в частях латышских стрелков, Гоппер столкнулся с неприязненным отношением к нему со стороны старших офицеров Ставки: «Отношение заправил ставки ко мне выражалось в том, что последние старались меня не только игнорировать и не ориентировать в  обстановке, нужной мне для исполнения моих обязанностей, но и устранить меня от своих обязанностей в более важных случаях, … при самом переезде Ставки мне даже не было предоставлено место в поезде Верховного Главнокомандующего. … Отношение ко мне в Ставке стало копироваться всем многочисленным персоналом – бывшими слушателями академии…».[11] Основной задачей Гоппера стало формирование отряда Ставки, который в условиях господства в ней и гарнизоне Омска реакционных настроений «Мог бы быть единственной нашей опорой». Но руководители Ставки делали все от них зависящее, чтобы помешать формированию отряда. Гоппер продолжал: «Я встретил упорное сопротивление со стороны руководителей … в самой ставке. Поданные мною на утверждение еще в Уфе штаты отряда не утверждались; на многочисленные просьбы дать подкрепление отряду, я получал только обещания, которые долго не исполнялись».[12] Даже неоднократные вмешательства Болдырева ничем не могли помочью.  В результате, отряд состоял из 120 офицеров и 80 стрелков. Но даже такой немногочисленный отряд вызывал опасения у заговорщиков. На Гоппера оказывалось сильное давление, чтобы он передал отряд в подчинение своему заместителю, навязанному ему Ставкой. Но Гоппер категорически отказался это сделать. Чинов отряда не хватало даже для караулов при Ставке  и Директории, «так что часть караулов была возложена на гарнизон города Омска», крайне враждебно настроенного к Директории. [13]  Во время переворота 18 ноября 1918 г. численность отряда оказалась еще меньше, так как Болдырев выехал на фронт, и для охраны было отправлено 80 офицеров отряда. После этого даже караулы к квартирам членов Директории выставлял омский гарнизон под командованием одного из главных заговорщиков полковника В.И. Волкова. Гоппер, имея в распоряжении всего 120 офицеров и солдат ничего не смог сделать 18 ноября.

После переворота подозрительного латыша офицера-республиканца сняли с должности и отправили в резерв Ставки. Только в феврале 1919 г. он был назначен командиром формирующейся 21-й стрелковой дивизии Яицкого корпуса и произведен в генерал-майоры. В мае 1919 г. еще не окончивший формирование корпус выступил на фронт и начал вести боевые действия в составе Южной арии генерал П.А. Белова. Осенью 1919 г. корпус отходил через безводные Тургайские степи. После расформирования корпуса в октябре 1919 г. Гоппер, предварительно откомандировав из дивизии всех 15 офицеров-латышей, уехал в Омск. В условиях полного развала армии адмирала Колчака, Гоппер перешел на французскую службу и был назначен командиром латышского Имантского полка. Вместе с полком в 1920 г. вернулся в Латвию. Был назначен командиром  Видземской дивизии. В апреле 1934 г. в преддверии переворота К. Ульманиса вышел в отставку. 30 сентября 1940 г. был арестован НКВД, в апреле 1941 г. расстрелян.

Гоппер был не единственным генералом-латышем служившим во время Мировой войны в полках латышских стрелков, а в годы Гражданской войны ставшим генералом в армии адмирала Колчака.  Другим офицером, занимавшим крупный пост на Востоке, был Р. К. Бангерский. Кадровый офицер, участник Русско-японской войны, после ее окончания, закончил Казанское военное училище и Академию Генерального штаба. С 12 августа 1915 г. командовал 1-м Усть-Двинским латышским батальоном, а затем 2-м Рижским и 4-Видземским латышскими стрелковыми полками. В начале 1918 г. выехал на Восток России. В 1919 г. Бангерский командовал 12-й Уральской стрелковой дивизией, а затем Уфимской группой войск. 5 февраля 1919 г. произведен в генерал-майоры, а в 1920 г. получил звание генерал-лейтенанта. В составе белых войск продолжал вести борьбу с Красной армией до падения Приморья. Эвакуировался   в Манчжурию осенью 1922 г. В ноября 1923 г. прибыл в Латвию. Командовал несколькими латышскими дивизиями. Дважды занимал пост военного министра Латвии. Был начальником штаба Латвийской армии. После присоединения Латвии к Советскому Союзу скрывался и жил под чужим именем. С 1942 г. служил в вермахте. Стал одним из организаторов латышских эсэсовских дивизий (Леттланд), группенфюрер СС, генеральный инспектор латышского добровольческого легиона СС.  После войны жил в латышском лагере беженцев в Ольденбурге.

К 1918 г. в Сибири оказалось значительное число латышей. Во 2-й половине XIX в. в Сибирь прибывали латыши-крестьяне в надежде получить землю.  Многие латыши были сосланы в Сибирь за уголовные и политические преступления. Численность латышского населения резко возросла после начала Первой Мировой войны, сотни тысяч латышей бежали от наступающих на Латвию немецких войск. На 1 ноября 1916 г. в Сибири насчитывалось 210 907 беженцев латышей, на 1 февраля 1917 г. – 271 787. После сдачи Риги 20 августа 1917 г. число латышских беженцев резко возросло.[14] 31 июля 1918 г. Временное Сибирское Правительство издало приказ о мобилизации местных жителей и беженцев, прибывших до 1 января 1915 г. Но положение латышей в Сибирской армии было очень тяжелым. Им не доверяли, зная какую большую роль играли латышские стрелки в Красной армии. Их обзывали «большевиками», избивали, постоянно посылали во внеочередные наряды.  Латыши в армии сообщали, что, в первую очередь, в ударные батальоны отправляют их и эстонцев. Проживавший в Омске К. Андрейсонс 25 сентября сообщал Самарскому комитету организации латышских стрелков, что в Омске «всех латышей считают большевиками и никакая общественная жизнь невозможна. На латышей здесь смотрят так, как при царском режиме на жидов». Стрелок Р. Бочкис писал из армии: «У русских невозможно служить».[15]

Гоппер и другие латышские офицеры хотели создать крупную латышскую восковую часть для борьбы с большевиками. Но белое командование продолжало не доверять латышам за их происхождение и республиканские взгляды. В 1918 г. поручику Я. Озолу удалось добиться согласия Франции на формирование латышских воинских частей на Востоке России. Хотя, по количеству желающих воевать в составе белых войск латышей можно было сформировать дивизию, первоначально было разрешено создать формирование в 1 тыс. человек.   С 1 октября 1918 г. в Троицке стала формироваться латышская часть – Троицкий батальон, позднее развернутая в 1-й Латышский стрелковый полк. В его состав вошли как бывшие латышские стрелки, так и беженцы, и латыши – жители Сибири и Урала. Командиром батальона был назначен капитан П. Дардзан. В январе 1920 г. батальон насчитывал 906 штыков. Рота батальона участвовала в подавлении большевистского восстания в Кустанайском уезде. В июне 1919 г. батальон перешел под французское командование, а в августе присоединился к Чехословацкому корпусу, в составе которого зимой 1919-20 гг. прибыл во Владивосток, а оттуда был вывезен в Латвию. 14 ноября 1918 г. началось формирование другой латышской части – Имантского полка, подчиненного французскому командованию. Полк нес гарнизонную службу, но на фронт его не отправили. В 1920 г. он был вывезен из Владивостока в Латвию.

Всего в белом движении на всех фронтах участвовало ок. 9 500 бывших латышских стрелков. Определить общее число во всех белых армиях не представляется возможным. Многие латыши участвовали в Гражданской войне на Юге России. Они были в числе участников Ледяного похода Добровольческой армии на Кубани 9.2 – 30.4.1918 г. Они находились среди добровольцев отряда полковника М. Дроздовского, проделавшего путь с Румынского фронта на Дон  на соединение с Добровольческой армией 26.2-21.4. 1918 г. Одним из офицеров отряда, а затем командиром 2-й роты 1-го Дроздовского офицерского полка был капитан Е. Б. Петерс. Последний командир Дроздовской дивизии генерал А. В. Туркул писал о нем: «Этот скромный молодой офицер был подлинным воином. … Была у него одна черта, которую я в такой силе не встречал больше не у кого. У Петерса не было страха. У других выдержка в бою, самообладание есть следствие острой внутренней борьбы. Надо бороться всеми человеческими силами духа со страхом смерти и животным волнением, надо их побеждать. Но Петерс просто не знал, не испытывал страха…».[16]

Писать о латышской армии, воевавшей с большевиками в Латвии, не входит в тематику этой статьи. В тяжелой обстановке, сложившейся в Прибалтике после окончания Первой Мировой войны, когда, с одной стороны, против правительства независимой Латвии К. Ульманиса воевала Красная армия, в первую очередь, латышская дивизия, а с другой стороны, немецкие войска Р. фон-дер Гольца, создавшие марионеточное латышское правительство во главе с пастором А. Недрой, создавались первые части латышских войск. Первой латышской частью стал батальон под командованием бывшего офицера латышских стрелков О. Калпака. В северной Латвии при помощи эстонского командования создавались латышские части под командованием капитана И. Земитана. К началу марта 1919 г. в отряде Калпака (произведенного в полковники) насчитывалось 1000 человек. К началу июля 1919 г. Латышская армия состояла из двух армейских групп: Южной (бригады Балодиса), позднее переименованной в 1-ю Курземскую дивизию  и Северной (под командованием Земитана), позднее преобразованную во 2-ю Видземскую, а также из 3-й Латгальской и 4-й Земгальской дивизий.  Многие латыши вступали в русские белые части, формировавшиеся на латышской территории. В первую очередь, в Ливенский Добровольческий стрелковый отряд, развернутый в дальнейшем в 5-ю Ливенскую дивизию Северо-Западной армии. Солдат отряда К. Иоктон писал в воспоминаниях, что в отряд после отступления из Риги вступили новые добровольцы: «К нам в 4-й взвод поступили молодыми солдатами парни – латыши Карклин и Кваст (оба по профессии земледельческие рабочие) и Макаржецкий (русский)».[17]

Латыши принимали участие в Гражданской войне на Русском Севере по обе стороны баррикад. Во время Первой Мировой войны в Архангельск прибыли квалифицированные рабочие из Риги, среди которых было много большевиков-латышей, организовавших в 1917 г. первую большевистскую организацию в городе. Многие латыши жили на Русском Севере с давних пор, они были противниками большевистских властей. В перевороте 2 августа 1918 г., когда накануне прибытия союзной эскадры была свергнута советская власть в Архангельске, активную роль сыграл крестьянский отряд под командованием земского агронома-латыша П. Капустина (Капустена).  Латыши вступали в Вооруженные силы Северной области. 13 августа 1918 г. Архангельское латышское общество, созданное во время Первой Мировой войны созвало общее собрание для обсуждения текущего момента. В собрании участвовало более 400 человек. Оно приняло следующую резолюцию: «Архангельское латышское общество приветствует свержение власти захватчиков и насильников, прибытие союзных войск в Архангельск и вместе с ними вполне разделяет необходимость борьбы против насилия немцев и большевиков. Общество призывает все местное латышское население к совместной и дружной работе. Всеми силами и средствами содействовать Верховному Управлению Северной области в деле изгнания немцев из пределов России и занятых ими областей… Латышское общество глубоко осуждает позорные и преступные действия подонков народа, которые вместе с немецкими наемниками, их агентами и немецкими пленными, под именем «Латышских стрелков» попрали национальную четь и изменили Родине. Латышское общество призывает всех к решительной борьбе против элементов, вредящих общему делу и оскверняющих доброе имя латышского народа. Общество надеется, что народные латышские легионы дружно возьмутся за оружие и вместе с храбрыми войсками и союзников освободят нашу Родину от немецкого ига и на поле брани восстановят доброе имя латышских стрелков».[18]

Заканчивая статью, хотелось бы подчеркнуть, что советские и российские историки усиленно подчеркивают под разными, часто противоположными причинами, участие латышей в Красной армии и ВЧК и игнорируют простой факт, что десятки тысяч латышей сражались за свободу Латвии и России, часто сталкиваясь с несправедливым отношением к себе со стороны белогвардейцев.

Л. Прайсман.

[1] А.А.Борман Москва -1918 (из записок секретного агента в Кремле)//Русское прошлое.№1.Ленинград.1991. С.116;129;144.

[2]Л.Д. Троцкий. Моя жизнь. М.2006. С.389.

[3] Цит. по Красная книга ВЧК. Т. 1. М. 1990. С.114-115

[4] А.И. Колпакиди. От политической борьбы к террору.(Из истории участии латышей в антибольшевистском движении)//Индивидуальный политический террор в России XIX –начало XX. М. 1996.С.131-132.

[5] Там же. С. 133.

[6] Там же. С.134.

[7] Из воспоминаний руководителя Тверицкого участка обороны Ярославля генерала К. Гоппера «Четыре катастрофы»//Ярославское восстание.1918. Документы. М. 2007. С.515.

[8] Е.А.Ермолин.В.Н.Козляков//Ярославское восстание. С.11.

[9] Савинков Б.В. Воспоминание террориста//Борьба с большевиками. М.2013.С.363.

[10] Ярославское восстание. Комментарии. С.598.

[11] К.Гоппер. Четыре катастрофы. Воспоминания. Рига. 1935. С. 88-89.

[12] Там же. С.97.

[13] Там же. С. 98.

[14] Там же. С.68.

[15] Цит. по М.В.Нам. Национальные меньшинства Сибири и Дальнего востока на историческом переломе (1917-1922). С.259.

[16] Туркул А.В. Дроздовцы в огне//Я ставлю крест… М.1995. С.46-47.

[17] К.Иоктон. История юного еврея – инвалида русской армии. Париж. 1937.С.24.

[18] Северное утро. Архангельск. 15 августа 1918. С.2.